А может это всё пустяк?
Отсюда: reed.media/battery/
В прошлом году Государственная Дума приняла закон о «декриминализации побоев» согласно ему,. уголовная ответственность за побои (ст. 116) наступает лишь тогда, когда у обвиняемого уже имеется административная судимость за аналогичное преступление. Таким образом, «на первый раз» следует только административная ответственность по ст. КоАП 6.1.1: штраф, обязательные работы или арест до 15 суток. Но интересно, что декриминализировали лишь «простые побои», а вот побои по мотивам розни, хулиганства и в отношении «близких лиц» оставались чисто уголовным делом. Это создало абсурдную ситуацию, когда избить подругу — это КоАП, а вот жену — уже УК.
И вот на днях Госдума сделала важный шаг к разрешению этой абсурдной ситуацию, приняв в первом чтении закон, который переводит и близких лиц в КоАП по той же схеме. В прессе это тут же окрестили «легализацией домашнего насилия», поднялась буря возмущения. Информационное сопровождение у этого закона из рук вон плохое: авторы больше напирают на тему «невмешательства в дела семьи», «вредоносности наказания за шлепки» и прочих «традиционных ценностей».
Но, несмотря на этот привкус ладана и домостроя, декриминализация побоев — дело полезное. Начнем с того, что приравнивать побои к домашнему насилию как таковому некорректно. Побои в УК — это достаточно узкое понятие, подразумевающее повреждения, не повлекшие вреда здоровью. Переводя на нормальный язык с юридического: побои — это когда синяки. Все, что серьезнее, — вред здоровью той или иной тяжести. Он наказуем уже другими статьями УК, деяния по которым никто не планирует декриминализировать. Кроме того, если побои носят систематический характер (что чаще всего и подразумевает домашнее насилие), то это уже не побои, а истязание. Отдельная статья под номером 117 — и там тоже никакой декриминализации.
Побои и преступления без жертв
Почему же вообще потребовались эти манипуляции с побоями? Потому что старая статья УК работала плохо. Важно, что уголовные статьи в УК делятся на три вида: частного обвинения, частно-публичного и публичного. Частное обвинение означает, что обращаться нужно непосредственно в суд, самостоятельно собрав все необходимые экспертизы и прочие документы, а кроме того, можно примириться и прекратить дело. Частно-публичное обвинение — это когда дело возбуждается по заявлению потерпевшего, но расследуется следователем и не прекращается примирением (вопреки распространенному мифу, «забрать заявление» после возбуждения дела нельзя). И публичное обвинение — когда дело возбуждается независимо от потерпевшего.
Подавляющее большинство статей УК — публичного обвинения, тогда как к частному относятся всего три статьи, одной из которых до некоторых пор были и побои.
Проблема частного обвинения заключается в том, что российская судебная система крайне недружелюбна. Чтобы добиться судебного решения, нужно преодолеть бюрократический лабиринт дистанцией в полгода, где на каждом повороте вас будут пытаться отфутболить призывами «помириться» (подробно описано в этой истории). При этом частным обвинителям не положено никакой государственной юридической помощи: разбирайтесь сами. То есть в таком виде 116-я статья просто не работала: далеко не всем удавалось пройти лабиринт. Что же тогда с ней делать?
Напрашивается вопрос: а почему бы тогда не сделать побои делом публичного или хотя бы частно-публичного обвинения, как многие и предлагают сделать в целях борьбы с домашним насилием?
Потому что частное обвинение — это механизм, который защищает нас от «преступлений без потерпевших» и злоупотреблений полиции.
Понятие «домашнее насилие» не ограничивается побоями, равно как и понятие «побои» не ограничивается домашним насилием. Во многих случаях побои наносят друг другу люди, которые затем не имеют никаких претензий и вовсе не считают себя жертвами: это и всякие бытовые конфликты (после которых люди мирятся и жмут друг другу руки), и «околофутбольные» драки стенка на стенку, и спортивные единоборства, и даже БДСМ. Если завтра побои станут делом публичного обвинения, то во всех этих случаях дела можно будет возбуждать независимо от того, что там думает потерпевший. Потерпевшие со своими мнениями вообще только мешают хорошей статистике.
Помножить это на известную «палочную» ориентацию российской правоохранительной системы на формальные показатели — и мы получим ситуацию, когда осуждать по таким делам будут вовсе не тех, кого стоило бы, а тех, до кого проще добраться. Вплоть до того, что можно прийти на соревнования по боксу и раздать по статье всем присутствующим. Звучит абсурдно, не правда ли? Но ведь еще совсем недавно мы не подозревали, что можно давать реальные сроки зарепост картинок в соцсетях и что занятия йогой — это, оказывается, незаконная миссионерская деятельность.
Таким образом, публичное обвинение в случае побоев потребует либо внесения в закон миллиона поправок (которые все равно не предусмотрят все возможные исключения), либо наивной веры в адекватность, честность и порядочность российской правоохранительной системы (хотя последнее правильнее назвать слабоумием). Конечно, можно рассмотреть вариант и превращения побоев в дело частно-публичного обвинения. Как оно частично и было в промежутке между двумя декриминализациями, когда за побои в отношении близких родственников грозило до двух лет колонии. Однако это тоже будет иметь негативные последствия — причем именно для тех, кого таким образом предполагается защитить, для самих жертв домашнего насилия.
Бить нельзя посадить
Обращение в полицию в России вообще рискованное предприятие. Можно пожаловаться на соседей, а соседей затем в отделении убьютили изнасилуют. А уж просто бить, пытать электрошокером или ставить на «дыбу» — вообще обычное дело, рабочие будни. Заодно подсунут пару нераскрытых дел для признания, раз уж все равно здесь оказался. Вероятность такого тем выше, чем беднее человек (сочтут, что за такого некому заступиться). Можно предположить, что это реальная причина, почему женщины, особенно в бедных семьях, столь неохотно жалуются на мужей в полицию: не хотят получить обратно труп или калеку. А вовсе не в силу какого-то низкого уровня культуры или мнимых патриархальных стереотипов формата «бьет — значит любит».
Но даже если мы представим на секундочку, что полиция в России сама по себе не является источником повышенной опасности, стоит задуматься: чего же, собственно, хотят женщины, когда жалуются на мужей? Хотят ли они того, чтобы муж-агрессор получил судимость или отправился в колонию? Пускай шансы для ранее не судимого отправиться в колонию по такой статье и невелики, но представим себе, какая картина складывается в голове у обычной женщины из малообеспеченной семьи, когда она слышит словосочетания «уголовное дело» и «до двух лет»: вот отъезд мужа в колонию и оборачивается для нее необходимостью тащить на себе все счета семьи, кормить детей, да еще и собирать передачки для благоверного (не бросишь же его голодного и холодного в страшной тюрьме?). Вариант «развод», конечно, интересный, но он немного осложнен тем, что раздела совместной жилплощади хватит ровно на две собачьих конуры. А вот вслед за резким ухудшением материального положения в дверь уже ломятся стервятники из опеки с целью умыкнуть ее ребенка на государственное попечение (где его тоже могут убить).
Добавьте к этому наличие сентиментальных привязанностей и возможность социального осуждения женщины, которая «посадила мужа». И становится понятно, почему в такой ситуации женщины предпочитают молча пудрить синяки.
Следовательно, любое ужесточение наказания приведет лишь к тому, что все меньше женщин будут обращаться к государству за помощью.
Но будут терпеть и молчать до тех пор, пока не окажется уже слишком поздно. Потому что в действительности им нужны не посадки и судимости. Им просто нужно, чтобы насилие прекратилось.
А что для этого требуется? Для этого требуется, чтобы у женщины был выбор. Чтобы в числе доступных ей опций была не только тяжелая уголовная артиллерия, но возможность более щадящих и мягких мер. Если жертвы будут знать, что агрессора на первый раз лишь спровадят на пресловутые 15 суток, без всяких тюремных ужасов, но сразу и без длительного судебного разбирательства, — желающих пожаловаться наверняка будет больше. Пятнадцать суток — это не тот срок, который вызовет у женщины сентиментальную жалость к обидчику или какое-то осуждение окружающих.
Да, такое наказание менее сурово, зато куда более вероятно. А вся мировая практика подтверждает, что наиболее эффективным сдерживающим фактором является не строгость наказания, а именно его неотвратимость. Плюс к этому: именно жалобы позволяют выявлять такие проблемные семьи, а скорая изоляция агрессора на 15 суток может дать жертве передышку, возможность самостоятельно принять решение о дальнейшей жизни (уйти, развестись и т. д.).
Следовательно, декриминализация — это правильный путь.
Действующий закон, впрочем, портит то, что, помимо обязательных работ и ареста, можно присудить штраф, который в этом случае, очевидно, просто ударит по семейному бюджету. Здесь остается лишь понадеяться на адекватность отечественных судов, а эта надежда, прямо сказать, зыбкая.
Хотели как лучше — получилось как всегда
Почему же многие не понимают столь очевидных вещей и предлагают, напротив, ужесточение наказания, что только осложнит жизнь жертв? Пускай и в комплекте мер, в том числе со строительством убежищ для пострадавших и прочей характерной для Западной Европы развитой социальной инфраструктуры, которая, по мнению авторов таких предложений, по мановению волшебной палочки появится в нашей нищей авторитарной стране. Можно представить себе такие российские «убежища»: с грибком, тараканами и необходимостью коррупционной доплаты за каждую мелочь.
Но пример на самом деле нередкий. Часто люди в силу нежелания или неумения думать требуют введения мер, которые бьют по тем, кого они якобы должны защищать. Скажем, увеличение МРОТ (минимальной оплаты труда) зачастую преподносится как способ помочь наименее обеспеченной части населения (пускай и за счет давления на другую часть населения — предпринимателей). Однако на практике это приводит вовсе не к тому, что низкооплачиваемым работникам поднимают зарплату. На деле они просто попадают под сокращение: бизнес не может нести возросшие издержки. Законы, затрудняющие процесс увольнения инвалидов, с большой вероятностью приведут к тому, что их просто не будут нанимать. Слишком длинные (более шести месяцев) декретные отпуска, диктуемые законодательством, по статистике ведут к тому, что меньше женщин принимают на работу и еще меньше — на руководящие посты. Прошлогодняя инициатива корсиканских властей о запрете буркини (мусульманских женских купальных костюмов) ведет не к освобождению женщин от гнета традиций, а к тому, что они вообще не пойдут на пляж. Аналогичное можно сказать о запрете хиджабов для девочек в европейских школах. Странная попытка «защитить» шведских секс-работниц, налагая штрафы на их клиентов, привела к тому, что секс-работницы вынуждены уходить с главных улиц, подвергая себя опасности.
Во всех этих случаях действует одно и то же заблуждение, согласно которому сложные социальные проблемы можно решить простыми законодательными мерами насильственного, директивного и запретительного характера. На практике такие меры вызывают ответную реакцию и непредвиденные последствия, зачастую бьющие по тем, кого они должны защищать. Маловероятно, конечно, что столбовые дворянки из Государственной Думы (авторы закона — женщины), черпающие вдохновение из «Домостроя» и материалов Стоглавого собора, думали о чем-то подобном. Но какая нам разница, о чем они думали, если в кои-то веки они приняли хороший закон?
В прошлом году Государственная Дума приняла закон о «декриминализации побоев» согласно ему,. уголовная ответственность за побои (ст. 116) наступает лишь тогда, когда у обвиняемого уже имеется административная судимость за аналогичное преступление. Таким образом, «на первый раз» следует только административная ответственность по ст. КоАП 6.1.1: штраф, обязательные работы или арест до 15 суток. Но интересно, что декриминализировали лишь «простые побои», а вот побои по мотивам розни, хулиганства и в отношении «близких лиц» оставались чисто уголовным делом. Это создало абсурдную ситуацию, когда избить подругу — это КоАП, а вот жену — уже УК.
И вот на днях Госдума сделала важный шаг к разрешению этой абсурдной ситуацию, приняв в первом чтении закон, который переводит и близких лиц в КоАП по той же схеме. В прессе это тут же окрестили «легализацией домашнего насилия», поднялась буря возмущения. Информационное сопровождение у этого закона из рук вон плохое: авторы больше напирают на тему «невмешательства в дела семьи», «вредоносности наказания за шлепки» и прочих «традиционных ценностей».
Но, несмотря на этот привкус ладана и домостроя, декриминализация побоев — дело полезное. Начнем с того, что приравнивать побои к домашнему насилию как таковому некорректно. Побои в УК — это достаточно узкое понятие, подразумевающее повреждения, не повлекшие вреда здоровью. Переводя на нормальный язык с юридического: побои — это когда синяки. Все, что серьезнее, — вред здоровью той или иной тяжести. Он наказуем уже другими статьями УК, деяния по которым никто не планирует декриминализировать. Кроме того, если побои носят систематический характер (что чаще всего и подразумевает домашнее насилие), то это уже не побои, а истязание. Отдельная статья под номером 117 — и там тоже никакой декриминализации.
Побои и преступления без жертв
Почему же вообще потребовались эти манипуляции с побоями? Потому что старая статья УК работала плохо. Важно, что уголовные статьи в УК делятся на три вида: частного обвинения, частно-публичного и публичного. Частное обвинение означает, что обращаться нужно непосредственно в суд, самостоятельно собрав все необходимые экспертизы и прочие документы, а кроме того, можно примириться и прекратить дело. Частно-публичное обвинение — это когда дело возбуждается по заявлению потерпевшего, но расследуется следователем и не прекращается примирением (вопреки распространенному мифу, «забрать заявление» после возбуждения дела нельзя). И публичное обвинение — когда дело возбуждается независимо от потерпевшего.
Подавляющее большинство статей УК — публичного обвинения, тогда как к частному относятся всего три статьи, одной из которых до некоторых пор были и побои.
Проблема частного обвинения заключается в том, что российская судебная система крайне недружелюбна. Чтобы добиться судебного решения, нужно преодолеть бюрократический лабиринт дистанцией в полгода, где на каждом повороте вас будут пытаться отфутболить призывами «помириться» (подробно описано в этой истории). При этом частным обвинителям не положено никакой государственной юридической помощи: разбирайтесь сами. То есть в таком виде 116-я статья просто не работала: далеко не всем удавалось пройти лабиринт. Что же тогда с ней делать?
Напрашивается вопрос: а почему бы тогда не сделать побои делом публичного или хотя бы частно-публичного обвинения, как многие и предлагают сделать в целях борьбы с домашним насилием?
Потому что частное обвинение — это механизм, который защищает нас от «преступлений без потерпевших» и злоупотреблений полиции.
Понятие «домашнее насилие» не ограничивается побоями, равно как и понятие «побои» не ограничивается домашним насилием. Во многих случаях побои наносят друг другу люди, которые затем не имеют никаких претензий и вовсе не считают себя жертвами: это и всякие бытовые конфликты (после которых люди мирятся и жмут друг другу руки), и «околофутбольные» драки стенка на стенку, и спортивные единоборства, и даже БДСМ. Если завтра побои станут делом публичного обвинения, то во всех этих случаях дела можно будет возбуждать независимо от того, что там думает потерпевший. Потерпевшие со своими мнениями вообще только мешают хорошей статистике.
Помножить это на известную «палочную» ориентацию российской правоохранительной системы на формальные показатели — и мы получим ситуацию, когда осуждать по таким делам будут вовсе не тех, кого стоило бы, а тех, до кого проще добраться. Вплоть до того, что можно прийти на соревнования по боксу и раздать по статье всем присутствующим. Звучит абсурдно, не правда ли? Но ведь еще совсем недавно мы не подозревали, что можно давать реальные сроки зарепост картинок в соцсетях и что занятия йогой — это, оказывается, незаконная миссионерская деятельность.
Таким образом, публичное обвинение в случае побоев потребует либо внесения в закон миллиона поправок (которые все равно не предусмотрят все возможные исключения), либо наивной веры в адекватность, честность и порядочность российской правоохранительной системы (хотя последнее правильнее назвать слабоумием). Конечно, можно рассмотреть вариант и превращения побоев в дело частно-публичного обвинения. Как оно частично и было в промежутке между двумя декриминализациями, когда за побои в отношении близких родственников грозило до двух лет колонии. Однако это тоже будет иметь негативные последствия — причем именно для тех, кого таким образом предполагается защитить, для самих жертв домашнего насилия.
Бить нельзя посадить
Обращение в полицию в России вообще рискованное предприятие. Можно пожаловаться на соседей, а соседей затем в отделении убьютили изнасилуют. А уж просто бить, пытать электрошокером или ставить на «дыбу» — вообще обычное дело, рабочие будни. Заодно подсунут пару нераскрытых дел для признания, раз уж все равно здесь оказался. Вероятность такого тем выше, чем беднее человек (сочтут, что за такого некому заступиться). Можно предположить, что это реальная причина, почему женщины, особенно в бедных семьях, столь неохотно жалуются на мужей в полицию: не хотят получить обратно труп или калеку. А вовсе не в силу какого-то низкого уровня культуры или мнимых патриархальных стереотипов формата «бьет — значит любит».
Но даже если мы представим на секундочку, что полиция в России сама по себе не является источником повышенной опасности, стоит задуматься: чего же, собственно, хотят женщины, когда жалуются на мужей? Хотят ли они того, чтобы муж-агрессор получил судимость или отправился в колонию? Пускай шансы для ранее не судимого отправиться в колонию по такой статье и невелики, но представим себе, какая картина складывается в голове у обычной женщины из малообеспеченной семьи, когда она слышит словосочетания «уголовное дело» и «до двух лет»: вот отъезд мужа в колонию и оборачивается для нее необходимостью тащить на себе все счета семьи, кормить детей, да еще и собирать передачки для благоверного (не бросишь же его голодного и холодного в страшной тюрьме?). Вариант «развод», конечно, интересный, но он немного осложнен тем, что раздела совместной жилплощади хватит ровно на две собачьих конуры. А вот вслед за резким ухудшением материального положения в дверь уже ломятся стервятники из опеки с целью умыкнуть ее ребенка на государственное попечение (где его тоже могут убить).
Добавьте к этому наличие сентиментальных привязанностей и возможность социального осуждения женщины, которая «посадила мужа». И становится понятно, почему в такой ситуации женщины предпочитают молча пудрить синяки.
Следовательно, любое ужесточение наказания приведет лишь к тому, что все меньше женщин будут обращаться к государству за помощью.
Но будут терпеть и молчать до тех пор, пока не окажется уже слишком поздно. Потому что в действительности им нужны не посадки и судимости. Им просто нужно, чтобы насилие прекратилось.
А что для этого требуется? Для этого требуется, чтобы у женщины был выбор. Чтобы в числе доступных ей опций была не только тяжелая уголовная артиллерия, но возможность более щадящих и мягких мер. Если жертвы будут знать, что агрессора на первый раз лишь спровадят на пресловутые 15 суток, без всяких тюремных ужасов, но сразу и без длительного судебного разбирательства, — желающих пожаловаться наверняка будет больше. Пятнадцать суток — это не тот срок, который вызовет у женщины сентиментальную жалость к обидчику или какое-то осуждение окружающих.
Да, такое наказание менее сурово, зато куда более вероятно. А вся мировая практика подтверждает, что наиболее эффективным сдерживающим фактором является не строгость наказания, а именно его неотвратимость. Плюс к этому: именно жалобы позволяют выявлять такие проблемные семьи, а скорая изоляция агрессора на 15 суток может дать жертве передышку, возможность самостоятельно принять решение о дальнейшей жизни (уйти, развестись и т. д.).
Следовательно, декриминализация — это правильный путь.
Действующий закон, впрочем, портит то, что, помимо обязательных работ и ареста, можно присудить штраф, который в этом случае, очевидно, просто ударит по семейному бюджету. Здесь остается лишь понадеяться на адекватность отечественных судов, а эта надежда, прямо сказать, зыбкая.
Хотели как лучше — получилось как всегда
Почему же многие не понимают столь очевидных вещей и предлагают, напротив, ужесточение наказания, что только осложнит жизнь жертв? Пускай и в комплекте мер, в том числе со строительством убежищ для пострадавших и прочей характерной для Западной Европы развитой социальной инфраструктуры, которая, по мнению авторов таких предложений, по мановению волшебной палочки появится в нашей нищей авторитарной стране. Можно представить себе такие российские «убежища»: с грибком, тараканами и необходимостью коррупционной доплаты за каждую мелочь.
Но пример на самом деле нередкий. Часто люди в силу нежелания или неумения думать требуют введения мер, которые бьют по тем, кого они якобы должны защищать. Скажем, увеличение МРОТ (минимальной оплаты труда) зачастую преподносится как способ помочь наименее обеспеченной части населения (пускай и за счет давления на другую часть населения — предпринимателей). Однако на практике это приводит вовсе не к тому, что низкооплачиваемым работникам поднимают зарплату. На деле они просто попадают под сокращение: бизнес не может нести возросшие издержки. Законы, затрудняющие процесс увольнения инвалидов, с большой вероятностью приведут к тому, что их просто не будут нанимать. Слишком длинные (более шести месяцев) декретные отпуска, диктуемые законодательством, по статистике ведут к тому, что меньше женщин принимают на работу и еще меньше — на руководящие посты. Прошлогодняя инициатива корсиканских властей о запрете буркини (мусульманских женских купальных костюмов) ведет не к освобождению женщин от гнета традиций, а к тому, что они вообще не пойдут на пляж. Аналогичное можно сказать о запрете хиджабов для девочек в европейских школах. Странная попытка «защитить» шведских секс-работниц, налагая штрафы на их клиентов, привела к тому, что секс-работницы вынуждены уходить с главных улиц, подвергая себя опасности.
Во всех этих случаях действует одно и то же заблуждение, согласно которому сложные социальные проблемы можно решить простыми законодательными мерами насильственного, директивного и запретительного характера. На практике такие меры вызывают ответную реакцию и непредвиденные последствия, зачастую бьющие по тем, кого они должны защищать. Маловероятно, конечно, что столбовые дворянки из Государственной Думы (авторы закона — женщины), черпающие вдохновение из «Домостроя» и материалов Стоглавого собора, думали о чем-то подобном. Но какая нам разница, о чем они думали, если в кои-то веки они приняли хороший закон?